Знаете, пишу эти строки и улыбаюсь во весь рот :-) Когда-то давным-давно я с таким облегчением поставил на полку книгу Макса Дессуара, поклявшись больше никогда к ней не прикасаться… Но именно её первым делом и перечитал, составляя статьи. Пригодилась всё-таки!

Итак, что мы имеем? Новый временной отрезок. Спустя два века он порядком устарел, но держится молодцом. Долгий XIX век по общепринятой хронологии отсчитывается от Великой французской революции, заканчиваясь Первой мировой войной. Правда, мы завершим его чуть раньше, чем принято, не залезая в век двадцатый. Но таков наш удел: перелопачивать все эпохи для собственного удобства, не считаясь с действительными временными рамками.  

О каком-то общем движении в тогдашней психологии говорить не приходится: эклектика, разброд и шатания, куча школ и направлений, вступающих в конфронтации друг с другом.

Всё, что у них было общего – это мучительное желание скинуть с себя душные объятия других наук и смежных дисциплин. Психология того времени остервенело рвалась с цепей, звенья которых состояли из философии, теологии, химии и математики.

Получилось ли у неё сбежать? Давайте разбираться!  

Рен-ТВ XIX века

Девятнадцатый век встретил психологию с распростёртыми объятиями, но объятия эти не сулили ничего хорошего. Дело в том, что европейский мир к тому времени плотно и основательно погрузился в мистический туман спиритизма и эзотерики, поэтому от психологии требовалось лишь подтвердить существование духов и астральных миров. А всякие там аффекты и неврозы пускай изучает узкий круг специалистов. У них это хорошо получается.

И вот, пока в аристократических салонах каждый вечер плясали столы, сотрясаемые призраками, а на их сукно веером раскладывались карты таро, тот самый узкий круг специалистов продолжал свои непопулярные исследования. И как бы ни старалась наука о душе обрести самостоятельность, без некоторых перекрёстных влияний всё же не обошлось.

Как вы помните, в эпоху Просвещения во главу угла ставился научный метод. В XIX веке наблюдается обратная тенденция: люди, пресытившись наукой, захотели чего-то противоположного.

В религии и искусстве всё чаще звучат призывы обратить внимание на природу, погребённую под завалами формул и классификаций. Теперь мир следовало бы постигать с помощью чувственного созерцания, а научные методы пусть пока возьмут передышку.

«Хватит! Нечего там больше исследовать! Дайте красотой понаслаждаться…»

Такому подходу немало поспособствовал шведский мистик Эмануэль Сведенборг. Мирно прозанимавшись точными науками почти всю свою жизнь, старина Эмануэль на шестом десятке вдруг начал видеть духов преисподней, ангелов, жителей других планет и самого Иисуса Христа. Устройство загробного мира также открылось во всех подробностях.

Здесь всё традиционно: в раю хохочут счастливые праведники, ад сотрясается от воплей терзаемых мерзавцев. Но никто никого в Страну Пыток насильно не тащит. Просто в саму душу встроен моральный ориентир, который свободно влечёт её в ту область потустороннего мира, которую она заслуживает.

Но Сведенборг жил в эпоху Просвещения, и сильным влиянием в своё время не пользовался, лишь подготовив почву для последующего интереса к оккультизму. А вот кто действительно хлебнул и славы, и позора – так это незабвенный Франц Антон Месмер.

Страстный поклонник натурфилософии развернул целую теорию, согласно которой весь мир наполнен некой субстанцией (флюидом), гораздо более деликатной в своих проявлениях, чем световой эфир. Колеблясь, эта субстанция воздействует на ход небесных тел и на влияние живых существ друг на друга.

Неправильное распределение флюида в теле вызывает череду болезней, а сам флюид плещется в окружающей Вселенной, то насыщая предметы, то покидая их, что роднит его с морскими приливами.

Теория господина Месмера пользовалась большой популярностью во Франции, сделав его самым богатым учёным того времени. Правда, Великая французская революция благополучно отняла весь его капитал, справедливо решив, что настоящий учёный должен оставаться голодным.

‍

Но даже находясь в изгнании, Месмер успешно практиковал свой животный магнетизм, сцепляя руки клиентов в один большой хоровод вокруг деревянной кадки с водой, в которой бултыхались намагниченные железные пруты.

Сейчас всё это кажется странным и смешным, но стоит вспомнить содержание тех передач, которыми потчует нас современное телевидение, и улыбка медленно сойдёт с лица. Годы идут – ничего не меняется, только теории становятся всё бредовее и бредовее.

Спиритуализм Месмера и Сведенборга хотя бы находил обоснование в культуре и тенденциях той эпохи, имея мало-мальски рациональное зерно. Теория флюидов дала толчок к исследованию гипноза и электрического магнетизма, а духовидение Сведенборга обладало высокой этической ценностью. А вот какая из современных лженаук полезнее: та, которая вещает о нашествии рептилоидов или та, которая уверяет, что Земля плоская – я пока ещё не разобрался.

Но оставим это и перейдём сразу к главному: психология, как видите, не могла действовать в строгом научном поле, потому как атмосфера не располагала. Люди устали от бесконечного прогресса, индустриальной гонки и тотального материализма. И пока технократия продолжала наращиваться одной частью населения, вторая его часть искала отдушину в мистике, религиозных поисках и искусстве.

И это, скажу прямо, было неплохо. Любой перекос безобразен, да к тому же само мистическое нуждалось в пристальном изучении, а не в игнорировании и навешивании ярлыков. К сожалению, все исследования свелись в итоге к попсовым посиделкам за доской Уиджа, и настоящего осмысления эзотерики в XIX веке так и не произошло, а тех немногих, кто на это отваживался – осмеивали или не замечали.

Психологию современные тенденции также не обошли стороной. Замешав коктейль на философии природы Шеллинга и разбавив его терпкой струйкой оккультизма, мы получаем на выходе новый тип гибридной науки о душе. О ней – в следующем разделе.  

Второе пришествие Шеллинга

Психологию подобного толка можно обозначить как натурфилософскую. Особенное значение в ней придавалось животному магнетизму Месмера и различным сопутствующим явлениям. Видными представителями тех лет были биолог Готтхильф Генрих фон Шуберт и профессор философии и медицины Карл Адольф Эшенмайер.

Оба товарища довольно успешно занимались наукой, свободное время посвящая эзотерическим исследованиям. И тот, и другой сходились во мнении, что особую важность для понимания сути психических и природных процессов имеют откровения душевных глубин.

Шуберт сравнивает дух с обнажённым нервом, который чувствительнее нерва, скрытого плотью. Если душа в результате своих исканий вырвется из плена тела, то ей могут открыться неслыханные духовные богатства. Да, плоть защищает душу, но она же её и ограничивает. А там, за границами, лежат великие силы природы, терпеливо ожидающие кого-то, кому они смогут доверить свои тайны.  

‍

Оба исследователя сходятся во мнении, что душа имеет абсолютную автономность от тела, будучи связанной с источниками одухотворённости природы. Такая позиция близка не только традиции европейского эзотеризма, но и ранним античным воззрениям, вплоть до орфиков и пифагорейцев.

Но есть и некоторые отличия. К примеру, Эшенмайер более тяготеет к рациональной психологии, которая, примыкая к учению Платона, стремится исследовать жизнь духа в мире идей.

С Шеллингом его роднит желание проложить неразрывную связь между сущностью и материей, объектом и субъектом, бесконечным и конечным. А критицизм Канта требует признать невозможность полного погружения в тайны психики.  

Вот так, балансируя между тремя философскими скалами, прокладывает себе путь эшенмайеровский корабль. Есть ли у Карла Адольфа хоть что-то своё? Оказывается, есть! В частности, уникальная схема души, соединяющая все её силы в некую пропорцию, из которой выводится уравнение.

Это уравнение призвано так упорядочить душевные ценности, чтобы они сложились в единый комплекс, подобно тому, как складываются числа в числовой системе. К сожалению, саму схему в рунете мне найти не удалось. Там и про Эшенмайера-то ничего толком нет, кроме трёх строчек из словаря Брокгауза и Ефрона, растянутых по разным сайтам.

Подводя итог эшенмайеровским изысканиям, замечу, что природу он считал частичным слепком людской субъективности, или неким отпечатком скрытого внутри первообраза.

Это приводит к тому, что психология, изучая глубины личности, автоматически подбирается в своих исследованиях и к пониманию реальности, инструкцией к которой служит душа. И это, дорогие друзья, совершенно странное заявление. А странное оно потому, что через эти строчки с нами напрямую говорит Карл Густав Юнг, гениальный швейцарский психолог, живший веком спустя.

Уж не знаю, то ли оккультный дух настолько пропитал эту статью, что призрак Юнга явился в дессуаровскую книгу и начертал посреди страницы свой главный тезис, который он пронёс через всю жизнь, то ли Эшенмайер исподволь повлиял на Юнга, но явная связь между взглядами двух этих учёных прослеживается совершенно недвусмысленно.

Но давайте-ка вернёмся к Шуберту, которого мы оставили в восьми абзацах позади. Изложение его психологии отличается большей цельностью и простотой. В своём желании породнить дух и природу, он доходит до спиритуализации тела. И это был обратный процесс всем античным и эллинистическим попыткам рассмотреть душу как тонкий вид материи.

Тело у Шуберта – символическое выражение личности. Душа и плоть в своём взаимопроникновении превращаются в некую единую субстанцию, в целостное и неделимое существо.

Точно такой же линии придерживался и анатом Карл Густав Карус, разве что с большей систематичностью. Строение души он разбирал на примере строения органов тела, попутно проводя параллель между внутренними психическими процессами и внешними явлениями. Выглядело это примерно так:

- Первоначальное состояние психики – сон без сновидений. Процессы сменяют друг друга, но сознательному фиксированию они не поддаются (пример: кровеносная система);

- С помощью внешних чувств происходит постижение мира (пример: нервная система);

- Самосознание (пример: устройство мозга);

- Сознание Бога.

Чем более высокой ступенью отмечена психика, тем сильнее в ней разница между противоположностями. Весь комплекс этапов развития духа можно сравнить с возмужанием человека. А от этой аналогии и до параллелей с животным миром недалеко. Собственно, метод строгой градации этапов и помог Карусу построить сравнительную психологию животных.

Последний, кого я упомяну в данном разделе – это физиолог Карл Фридрих Бурдах. Его сравнительная психология пытается понять человеческую душу из души мира. Здесь же он слегка ссылается на Гегеля, утверждая, что дух – этот отпрыск мировой силы – развивается в последовательном прохождении определённых этапов.

На низших ступенях он ещё сильно зависим от животного начала, но в процессе собственной эволюции доходит до понимания, что его исток лежит в бесконечном. Отсюда напрашивается следующая схема:

                                           ВЕЧНОЕ → ДУША → КОНЕЧНЫЙ МИР

‍

Иными словами, душевные силы, зародившись в беспредельной природной основе всего сущего, действуют в материальном мире, проявляя себя. На каком-то этапе своей деятельности они узнают истинную причину своего происхождения, замыкая, таким образом, круг.

Подводя итог, попытаемся выделить основные признаки натурфилософской психологии (НП):

‍

• ‍НП является решительным антиподом механистическому толкованию природы и души;

• Несмотря на то, что все родоначальники НП имели медицинское образование, в их концепциях за основу взяты не естественнонаучные положения, а моменты из философии природы Шеллинга вперемежку с оккультными теориями XIX века;‍

• В центре проблематики стоят понятия жизни и организма, которые господствуют над всем прочим;

• Душевные феномены стоит постигать в их непосредственной данности, а не конструировать из добытых путём анализа элементов;

• Выявить природу психики можно отследив развитие духа во времени, а также путём сравнения различных типов жизненной организации;

• Дух понимается как нечто живое, развивающееся, проходящее этапы саморазвития и склонное к разрушению, как и любое органическое существо.

‍

Стоит ли говорить, что данное течение породило шквал критики в свой адрес? Кто критиковал натурфилософскую психологию и за что, мы будем выяснять в следующем разделе.

Ещё не те, но уже не эти

Как известно, лучший критик – это тот, кто познал критикуемое изнутри. Якоб Фридрих Фриз был не чужд натурфилософской психологии. В пользу этого говорит тот факт, что науку о душе он ставил в основу любого философствования, не забывая подчёркивать текучий характер процессов сознания.

Кстати, о процессах сознания. Самых главных насчитывается три:

Познание (возможность представить себе вещи такими, какими они нам являются);

Эмоции (состояния, порождающие интерес и чувство ценности);

Действенная сила (волевой импульс, обуславливающий поведение).

К познанию у Фриза самые тёплые чувства. Он хвалит эту способность за то, что она совершенно автономна и возникает из самой себя. Действенная сила обусловлена теми эмоциями, которые запускают волевой процесс. А сами эмоции возникают как оценка того, что было познано. Получается, лишь одно познание действует самостоятельно, свободно выбирая свой объект.

Здесь можно отметить ещё одну зацепочку за концепцию шеллингистов-оккультистов. Все перечисленные способности как вместе, так и врозь подчинены законам внутренней жизни. Иными словами, душа человеческая разумна сверху донизу, пронизана устойчивыми связями, а все её функции соотносятся друг с другом, как части уравнения.

Но рассуждая обо всём этом, старина Якоб соскальзывает в некоторую поэтичность. Главный закон разума – чувство неизбежности признания трёх групп ценностей: добра, красоты и истины. Отсюда следует, что душа полна не только различными душевными способностями. В ней чётко наблюдается и некоторая рациональная закономерность, общая для всех явлений психики.

Несомненно, Фриз очень плотно взаимодействовал с натурфилософской психологией, но ни оккультных параллелей, ни влияний философии природы в его концепции не присутствует. Есть только Кант со своими вещами-в-себе и критика Фихте, который Я понимал как чистую деятельность, с чем Фриз был категорически не согласен, потому что в Я ему виделась причина всех волевых актов, но никак не сам волевой акт.

Единственное общее место, роднящее его психологию с натурфилософской, содержится в желании Фриза утвердить динамическую картину психики, которая становится понятной только в моменте взаимодействия душевных явлений между собой. Всё это подавалось на фоне противопоставления механическому рассечению души, которое не помогало узнать о психике ничего нового, так как брало душу в моменте остановки всех её процессов.

Позицию Фриза разделял и Фридрих Эдуард Бенеке. Этот талантливый человек с трагической судьбой (которая оборвалась самоубийством), тщетно бился над вопросами, поставленными его предшественниками. Самый главный из них: как познать психику, если все многообразные виды душевной деятельности проявляют себя одновременно, переплетаясь и взаимодействуя друг с другом на высокой скорости. Вот что писал он в одной из своих работ:

‍

«Душа – не мёртвая схема… Она в своих глубочайших основных факторах и по всем направлениям жива и подвижна».

‍

Бенеке был убеждён, что человек в каждое мгновение своей жизни одновременно представляет, чувствует и хочет, а вся душевная ткань – это сплошное слияние и превращение одних психических актов в другие.

Стоит ли говорить, что немецкая психология способностей Фридриху была совершенно чужда! Почему? Да потому, что если все душевные субстанции автономны, как мы помним из предыдущей статьи, и их влияние друг на друга исходит из них же самих, то тогда получится, что душа состоит из изолированных и разрозненных частей.

Несмотря на защиту тезиса о текучести души и её органической цельности, Бенеке не особо-то чтил и натурфилософскую психологию, вменяя ей в вину слишком вольное обращение с фактами, оккультный флёр и излишнюю образность в теоретических построениях. По странному стечению обстоятельств, всем этим злоупотреблял и он сам, хотя и считал себя правоверным эмпириком.

Вот вам вопиющий пример: человек, мнящий себя бесконечно далёким от всякой эзотерики, рассматривает тело как совокупность внематериальных сил, достаточно сходных с душевными, которые насыщают всю систему энергией.

Но давайте немного отрешимся от критики самого критикующего и посмотрим, что ещё интересного он наисследовал. В частности, заслуживает внимания его концепция первичных способностей.

Бенеке считал, что исчезая из сознания, душевные процессы ложатся в основу последующих психических актов, образуя неявные слои и наносы. Первичные способности стоят в начале этой бесконечной цепочки.

Внешние раздражители, воздействуя на органы чувств, рождают духовные структуры, которые мы можем отрефлексировать. Каждому ощущению соответствует своя первичная способность, на которые с течением времени наваливаются сверху разные конфигурации того же самого. Разные они, потому что каждый раз меняются вводные данные, хотя основа первичных способностей остаётся прежней.

Если первичные способности накапливаются слишком быстро, не успевая осмысливаться и превращаться в смежные полезные процессы, психика может испытывать дискомфорт, подавленность и даже подвести себя к самоубийству.

‍

Но не стоило бы думать, что первичные способности (или по-другому следы) могут накапливаться до бесконечности. Над ними тоже властвуют особые законы, которые регламентируют их существование. В частности, следы имеют определённый запас наслоений, превысить который они не могут.

Бенеке поясняет это следующим образом: допустим, человек испытывает радость, которая с каждым днём всё усиливается. Но в какой-то момент достигается предел, и большего воодушевления он испытать не может чисто физически.

На психологическом уровне же происходит следующее: связи между подвижными элементами душевных образований всё более и более укрепляются, пока не иссякает лимит для следующих соединений. Так достигается равновесие между подвижными и неподвижными элементами психики.

Как видите, оба психолога оказались в подвешенном состоянии: с одной стороны, натурфилософия их до конца не отпускает, с другой – кое-какие собственные наработки присутствуют, но их недостаточно, чтобы выделиться в отдельное течение. А если совсем уж внимательно приглядеться, то можно заметить, что оба исследователя заигрывают даже с ассоциативной психологией, речь о которой пойдёт в следующей статье. Заигрывают, да не так, чтобы очень.

Вот и скитается эта пара на задворках психологии, не зная к кому примкнуть. Давайте же от чистого сердца поблагодарим их за проделанную работу и двинемся дальше.

Американская психология в единственном лице

Последний, кого хотелось бы отметить в этом каскаде мистических теорий и спиритуалистических экивоков, так это американского философа и психолога Уильяма Джемса.

И коль мы потихоньку двигаемся от совсем уж безумных теорий к психологическим концепциям, всё менее и менее приправленным эзотерикой, но сохраняющих в себе её живое зерно, то такой выбор вполне очевиден.  Работы американца научны, но есть в них что-то такое-эдакое… Впрочем, сейчас сами всё увидите!  

Глядя на умное приятное лицо Джемса, поражаешься, какая беспокойная душа скрывалась в нём. За свою жизнь этот выдающийся учёный успел позаниматься оккультизмом, получить клиническое образование доктора, заслужить звание профессора философии, обосновать и развить прагматическое течение в науке, организовать первую в США лабораторию прикладной психологии.

Если же рассматривать его вклад в науку о душе, то можно сказать, что он впервые в англоязычной психологии описал психику как нестабильный поток постоянно сменяющих друг друга ощущений и мыслей, которые никогда не повторяются дважды.

Душа не содержит заранее заготовленных неизменных представлений, просыпающихся для того, чтобы скомбинироваться в сложные психические акты, как это утверждает ассоцианизм. Содержание психических состояний ежесекундно меняется, возникает и исчезает, сливается и распадается. Но материал этих изменений, считает Джемс, всегда уникален.

Восторг перед всякого рода единичностью привёл Уильяма к изучению феномена гениальности. Гений – это мутация общества, но мутация активная, заставляющая через себя меняться и само общество, его породившее. Изменения эти, правда, идут на пользу не всегда. Частенько деятельность гения имеет разрушительные последствия. Далеко за примерами ходить не надо, стоит лишь вспомнить итоги правления некоторых тиранов прошлого.

Копаясь в индивидуальных душевных способностях, Уильям как-то совсем упускает из виду объективность иных исторических причин, влияющих на изменения общества, за что был не раз критикуем.

Скажем прямо, американский учёный в принципе далёк от систематического изложения своих мыслей. Как замечает Дессуар, язык его работ пестрит образностью, а их содержание – субъективностью, что, впрочем, выгодно отличает его труды в плане интересности прочтения.

Но не индивидуальностью единой жив Уильям Джемс! Ещё одной важной областью его интересов стала психология религии, получившая своё основание и развитие именно благодаря работам американца.

Главным достоинством этих работ стало разграничение религиозного опыта от причин, его породивших. Совершенно неважно, утверждает Джемс, какими нездоровыми в психическом плане личностями основаны религии. Если религия проповедует общечеловеческие ценности, то личность создателя роли уже не играет.

Религиозное переживание – не фикция, оно совершенно зримым образом влияет на психику, и чаще всего такое действие благотворно. В русле этого факта становится совершенно неважным, какой объективной степенью истинности обладает конкретно взятый религиозный опыт. Лишь бы он был полезен.  

‍

Здесь Джемс делает лёгкий реверанс в сторону своей любимой философии прагматизма, основным положением которой является признание ценности любого явления, приносящего измеримую пользу.

Стоит сказать, что даже этими тремя областями не исчерпываются заслуги американца в психологии. Ведь есть ещё теория эмоций, про которую ничего не было сказано. Как это ни странно, здесь никаким субъективностям и поэтичностям места не нашлось.

Теория эта гласит, что эмоции человека представляют собой отклик на физиологическое состояние организма. Нервная система реагирует на телесный дискомфорт, посылая в мозг соответствующий сигнал, который служит основой для возникновения того или иного душевного переживания.

Получается, что Джемс меняет местами звенья цепочки, ведущей к появлению эмоций. До него считалось, что предмет своим произведённым впечатлением вызывает эмоциональную реакцию, которая рождает соответствующее состояние в теле, на что американский психолог возражает: нет, ребята, сперва предмет раздражает какой-либо орган, на который воздействует, а уж нервные реакции затем преобразуются в психическое переживание.

Надо сказать, что идея о первичности физиологических реакций в деле образования эмоций пришла в голову не одному только Джемсу. Примерно в то же время, по другую сторону океана, схожими исследованиями занимался датчанин Карл Георг Ланге. В его работах эта теория получила более подробное обоснование, с привлечением сугубо медицинских фактов.

‍

Выводы

‍

• Культурное общество XIX века испытывало сильный интерес к мистическим, эзотерическим и оккультным явлениям. Создавались тематические салоны, в которых проходили обряды вызывания духов, карточные гадания.

‍

• Эзотерические влияния проникают в науку, в том числе и психологию, которая выделяет из себя натурфилософское течение, подготовленное деятельностью Шеллинга, Мезмера и Сведенборга и представленное именами Бурдаха, Каруса, Шуберта, Эшенмайера (и в некоторой степени Фриза и Бенеке).

‍

• Натурфилософская психология абсолютно не приемлет механистическое понимание душевных процессов, характерное для предыдущей эпохи, утверждая сходство психики с живым организмом.

‍

• Фриз и Бенеке прокладывают путь от натурфилософской к ассоциативной психологии, которая служит неким компромиссом между механицизмом и органическим пониманием души.

‍

• На американском континенте среди психологов заметно выделяется Уильям Джемс, чьи заслуги лежат в самых разных областях науки о душе, среди которых можно выделить психологию религии, теорию возникновения эмоций, работы по изучению феномена гениальности.

‍

• Несмотря на попытку строго научного обоснования психических феноменов, Джемс крайне лоялен к идеям присутствия в них индивидуального, живого начала (душа представляет собой изменчивый поток уникальных психических образований), что роднит его с предыдущими мыслителями.

P.S.: 

С грустью вынужден признать, что Долгий XIX век соизволил не вместиться в одну статью. Впрочем, мне самому не хотелось бы нарушать хрупкую мистическую атмосферу, пропитавшую данный текст.

Поэтому, посовещавшись с самим собой, было принято единогласное решение на этом и закончить. В следующих статьях мы рассмотрим ассоцианизм во всех подробностях, а также пробежимся по трём европейским странам, причём без всяких шенгенских виз. Надо же своими глазами увидеть, чем жила тамошняя психология!